Голос, обладателями которого становились его ученики посредством этих занятий, лишался, свойственной бытовому, или «обычно» поставленному голосу, страстности и чувственности.

– Посмотрите! Какие у вас становятся лица, когда вы поёте «бельканто»! Какой чистый «божественный» звук вы издаёте, вы уже и сами слышать умеете! Я делаю из вас звуковые иконы!, – часто повторял он, и был неосознанно но интуитивно-точно прав.

Ведомым только одному Богу образом, Николай Петрович, обрёл и вернул нам подлинное, молитвенно-бесстрастное звучание человеческого голоса, возобновив, тем самым, в Богослужебной практике, «Звуковое Предание» Православной Церкви.

По некоторым историческим источникам, школа «Бельканто» (букв. – Прекрасное пение) появилась в Италии после того, как Патриарх Никон пригласил итальянских музыкантов, чтобы ввести в России полюбившееся ему «партесное пение» (где у каждого голоса своя музыкальная партия), в противовес унисонному «древлему» пению на Руси.

И эти музыканты, поражённые звучанием русских церковных хоров, привезли восторги и понимание такового звука к себе на родину.

А в России, как это бывало не раз в истории Церкви (сравните с потерей предания об умном монашеском делании, возобновлённое Паисием Величковским), звуковое предание было потеряно, что явственно слышно из базарно-горлового звучания современных старообрядческих церковных хоров.

Оно и понятно – звукозаписывающих устройств не было, и звук можно было передавать лишь «из уст в уши», а для этого «тот самый звук» нужно было «найти», «выучить», «запомнить» и ещё – правильно передать. (А идеальным хранителем звука, главное «какого?» – является хор –, прим.).

С момента первых занятий прошло около 20 лет. В лице православных христиан, совершенно различного возраста, пола и образования, часто почти без слуха, но истово желавших научиться «правильно» петь в Храме Божием, «Петрович» приобрёл множество верных, любящих и молящихся о нём учеников. Видя, что Учитель, радуясь тому, что в храмах Москвы всё больше и больше стали петь «чистыми» голосами, скорбит о светской российской вокальной культуре, Господь послал ему утешение на старости лет, дав в ученицы профессиональных сценических певиц. Это нар. арт. России Татьяна Петрова, которая помимо занятий, увидев одинокое холостяцкое житие Учителя, долгое время готовила ему обеды и мыла полы; Ольга Стронская, солистка Мариинского оперного театра, которая на протяжении многих лет регулярно приезжала из Санкт-Петербурга в Москву на занятия, а также трогательно-маленькая, худенькая православная евреечка, с удивительным голосом, до сего дня мечтающая петь не только в храме, но и на большой сцене – Марина Лифшиц, на руках которой он и умер, при этом Ольга Стронская находилась рядом. Так уж устроил Господь, что свой дух Николай Петрович отдал Ему при наиболее им любимых и ценимых ученицах! Дай им Бог, полученный Дар пронести достойно!

За несколько дней до смерти, сразу после принятия Святых Христовых Таин, он попросил меня присесть к нему на кровать.

Боль отступила, и он, благодарный, «иронично-ласково» произнёс: «А ведь в РАЮ поют только БЕЛЬКАНТО! Давай Споём!». И мы запели то место из «великого славословия» Архангельского, где звуковые струи льются, как музыкальный фонтан, и где квартет, поочерёдно вступая, очищенными от суеты и страстей голосами, доносит до нас скорбно-надеждное: «Яко согреших…, согреших Тебе!».

Мы тихо пели, слёзы лились, а я думал: «Великий Певец, донёсший до нас звуковое Предание воистину Православного пения и имевший редкий Дар НАУЧЕНИЯ, – уходит… Мы остаёмся одни… Царство ему Небесное!».

Помяни и ты, читатель, в своих молитвах раба Божьего НИКОЛАЯ!
Почти за 20 лет занятий никаких денег он с меня так и не взял, и никакого цветного телевизора у него так и не было. Единственно, чем я смог ему отплатить, так это – собственно, им поставленным голосом, да благодарной молитвенной памятью.

На моих глазах два человека, никогда не видевшие друг друга, один – монах, аскет, девственник и исповедник веры в советских тюрьмах, другой – абсолютно светский человек, артист, изменили за несколько лет церковное соборное сознание.

О. Таврион повернул христиан и их пастырей, причащая всех, к нему приезжавших, ежедневно, к Чаше Христовой. И сейчас даже трудно представить такую картину из 70-х годов: храм, полный молящегося люда, дьякон с возгласом: «Со страхом Божиим и верою приступите!» выносит Св. Потир и тут же уносит, – нет причастников; пастыри-духовники тщательно следят, чтобы миряне часто не причащались, а настоятель одного из московских храмов, преподаватель Московской Духовной Академии, профессор, на моё желание причаститься на Святую Пасху удивлённо-раздражённо замечает: «Как?! Такая радость?! Пасха! А ты причащаться? Как это можно?». И ведь это было, к сожалению, совершенно обыденно!

А Николай Петрович Привалов изменил звучание московских церковных хоров с нотно-музыкально-чувственного на бесстрастно-молитвенное.

Два человека с Богом и вся Церковь Его!

Если услышишь, читатель, проникновенное, собранное, глубокое, молитвенное пение в Храме Божием, знай, что это поют люди Божии, либо знавшие «Петровича», либо обученные его учениками, и не забудь помолиться о светлой памяти (по точному, на мой взгляд, выражению мужа певицы Ольги Стронской, раба Божия Анастасия) «Великого» «Вокального» «Старца» Николая Петровича Привалова!

Вечная ему память!