ПРОЯВЛЕНИЕ БЛАГОДАТНЫХ ДАРОВАНИЙ СТАРЦА

— А были какие-то чудеса при жизни отца Серафима?

— Батюшка всячески старался скрывать свои благодатные дарования. Я знаю, что многих людей батюшка исцелил от различных болезней. Несомненно, батюшка имел дар прозорливости, который он скрывал. Могу рассказать, что было со мной. Я приезжал в Ракитное раз в месяц, жил там по неделе. Хоть я и брал благословение на отъезд у своего настоятеля, но все-таки злоупотреблял его доверием: хотелось подольше остаться пожить у батюшки, потому что рядом с ним была благодатная атмосфера, было легко, это совершенно особое, святое место. Уезжать, конечно, очень не хотелось.

И вот однажды, еще не успев поговорить с батюшкой, я подошел к нему и спросил: «Как мне быть: оставаться еще или возвращаться в свой храм?» Он сказал: «А как Ваш настоятель?» И только открыл рот, чтобы сказать, что уже все сроки просрочены, пора возвращаться, как батюшка, внимательно посмотрев мне в глаза, ответил: «А, ну тогда все понятно, надо ехать»,— то есть ответил, хотя я еще не успел произнести ни слова. Я был поражен: батюшка абсолютно точно прочитал мои мысли. Это какое-то особое чувство, как будто кто-то заглядывает в твое сердце и видит тебя насквозь.

Еще был такой случай. Я собрался жениться — как все молодые люди. Но вот что меня удивляло: как только познакомлюсь с хорошей, православной девушкой, почему-то после первой-второй встречи она куда-то исчезала. Наконец, познакомился я с девушкой, которая заканчивала институт. Она мне нравилась, мы встречались два или три месяца. Я приехал к батюшке и говорю: «Батюшка, благословите, я хотел бы поехать в отпуск на море с девушкой. Одно дело, когда я с ней изредка встречаюсь, другое — если я побуду рядом с человеком какое-то время. Возможно, я в ней не ошибаюсь и буду просить у Вас благословения на брак». Он внимательно посмотрел на меня и сказал: «Ну, Бог благословит, только смотри, пальцем ее не трогай». Я отвечаю: «Конечно, это никак нельзя».

Но тут и эта девушка куда-то исчезла. И как я ни пытался с ней встретиться, ничего не получалось: то автобус опоздает, то еще что-то помешает. Я даже поехал к ней домой, во Владимирскую область. Приезжаю, а ее мама говорит: «Она два часа назад уехала в Москву».

Подошло время моего отпуска, а она совсем исчезла. Тут я узнал, что она закончила институт и получила какое-то распределение.

А я давно хотел съездить в горы к пустынникам: на Кавказе в ту пору подвизались пустынники-отшельники (и сейчас, говорят, они там еще есть). Думаю: надо на это взять благословение. Я позвонил одному знакомому монаху и спросил: «Отче, какая сейчас обстановка у отца Серафима? Мне надо бы к нему съездить». Он сказал: «Сейчас нельзя. Там милиция. Всех забирают. Батюшку все беспокоят, он просил некоторое время к нему не приезжать».
А время-то идет: что делать? У меня было благословение батюшки обращаться к ныне покойному Владыке Сергию (Голубцову), который жил на покое в Троице-Сергиевой Лавре. Я к нему приехал, он меня благословил и даже направил в Гудауту к архимандриту Симеону, который окормлял женский монастырь, существовавший подпольно.

Я приехал, с вечера он меня принял осторожно, а утром говорит: «Я Вам помогу». И дал мне в провожатые монахиню, которая отвезла меня в Сухуми и познакомила с пустынниками. Попал я в горы, пробыл там две недели, посмотрел на эту жизнь пустынническую — и все мои мысли совершенно переменились: все невесты, все остальное мирское стало неинтересно. И возжелал я монашеского пути. Думаю: в горах оставаться или как-то по-другому начать свой путь? Конечно, захотелось остаться в горах, и я решил съездить к батюшке Серафиму.

Приезжаю к нему и говорю: «Батюшка, благословите». Он благословляет, смотрит на меня очень внимательно, улыбается и говорит: «Монашество?» Я был поражен. Ведь я ему еще ничего не рассказал, а в последний раз я брал благословение ехать с невестой на море.

Вот так батюшка меня благословил на монашество, и его святыми молитвами это осуществилось.

Однажды у меня появился помысл, что батюшка уделяет мне мало внимания, что я, бедненький, приезжаю из Москвы, живу по несколько дней, а батюшка мне две-три минуты всего выделяет, и что нечего-де было брать меня в духовные чада. И я ходил, угрызаемый этим помыслом, а батюшке ничего не говорил, не считал нужным, недопонимал, что о таких вещах надо рассказывать.

И вот однажды батюшка меня исповедует, а потом и говорит ни с того ни с сего: «Георгий, Вы уж будьте довольны, что я за Вас хотя бы частичку у престола вынимаю; что могу, то и делаю для Вас». Мне стало так стыдно, что захотелось провалиться сквозь землю. И помысл сразу прошел, а к батюшке возникла такая любовь, что я сразу осознал: ведь он старенький, больной, нас у него много. Слава Богу, он что-то для меня делает! И не только частичку вынимает, но и молится, и наставляет. В самом деле: он меня руководствовал и в его наставлениях, его молитвах прошла вся моя молодость. Тут я по-настоящему обрадовался: ведь под его влиянием, наверное, я все-таки и избрал монашеский путь жизни.

А вот свидетельства других людей, знавших батюшку.

У рабы Божией Нонны в 1978 г. обнаружили опухоль на глазном дне; ее обследовали в институте им. Г.Гельмгольца. Опухоль продолжала увеличиваться, и, наконец, знаменитая профессор Боровкина сказала, что надо немедленно делать операцию, дальше ждать нельзя, так как опухоль может перекинуться и на другой, здоровый, глаз. «Я,— говорит Нонна,— будучи жуткой трусихой и малодушной, испугалась насмерть. Для меня любая операция — катастрофа. Помню, операцию назначили на пятницу, но я вместо нее поехала в с. Ракитное посоветоваться с о. Серафимом: как раз незадолго до этого я узнала об этом батюшке, и мне дали его адрес.

Когда я вошла в прихожую маленького домика и навстречу мне вышел из комнатки старенький батюшка Серафим и стал спрашивать меня о причине моего приезда, я не могла сказать ни слова: сразу разрыдалась, слезы ручьями текли по моему лицу и душили меня, так что говорить я была не в состоянии. Тогда мой муж все сказал за меня. Батюшка спросил, венчаны ли мы. Мы ответили, что нет. Батюшка покачал головой и сказал, что надо обязательно повенчаться. (Вскоре мы с мужем развелись). Позже, много лет спустя, я поняла, что тогда ревела в присутствии батюшки оттого, что была очень грешной: у меня были тяжкие, смертные грехи,— а такая реакция, обильные слезы, бывает от соприкосновения со святостью.

Отец Серафим сказал, что операцию делать пока не надо, он будет молиться о том, чтобы все обошлось без нее. На другой день в храме после службы батюшка сказал мне, что все будет хорошо. И действительно, после этого я проходила обследование в глазной клинике, и врач сказал мне, что проминенция равна нулю, т. е. опухоли нет! Она исчезла бесследно! Отец Серафим исцелил меня одной молитвой!

Но тогда я почти ничего не поняла, так как только что пришла в Церковь. Всего я была у старца два раза. Затем батюшка заболел, в период его болезни я видела три пророческих сна, которые указывали на его скорую кончину. Так все и случилось. Хочу отметить еще один момент. Во время похорон батюшки было много народу, яблоку негде было упасть, и мы с подругой забрались на крышу сарая, откуда все хорошо было видно.

Хоронили батюшку в церковном дворе.

Более двадцати лет прошло с тех пор, как о. Серафим исцелил меня. Первое время меня наблюдали в глазной клинике, а потом мне это надоело, и я перестала проверяться и вообще забыла о своем больном глазе».

Другая раба Божия вспоминает: «Впервые я узнала о батюшке Серафиме в 1976 году, когда была школьницей, от прихожан нашего храма, которые были его почитателями. Одна прихожанка рассказала о чудесной поездке к о. Серафиму с больными детьми. Поехала она зимой, в мороз, был будничный день, богослужения не было, калитка храма была закрыта. Автобус от ст. Готня в село Ракитное пришел рано. Женщина с детьми спряталась от ветра в крытом павильоне остановки. Холод терпеть было уже не под силу, дети мерзли.

Вдруг к остановке подошел сторож и пригласил их войти в сторожку. При этом он сказал, что его уже несколько раз вызывал батюшка и просил впустить женщину с детьми. Первый раз он посмотрел у калитки и никого не увидел, доложил батюшке, а старец ответил: «Пусти, она с детьми замерзает». Тогда сторож и обнаружил их на остановке. Как, находясь в келье, батюшка мог знать об их присутствии? Дети, по молитвам батюшки, получили исцеление.

Другая прихожанка, молодая женщина, поведала, что враг посеял вражду между ней и ее мужем. Она уже хотела разводиться с ним, но, побывав у о. Серафима, по его молитвам, они воцерковились, повенчались и до сих пор живут дружно.

Когда я рассказала маме о том, что слышала от прихожан о необыкновенном старце, она загорелась желанием посетить его. В то время мама страдала сильными головными болями. Добираться до старца было нелегко: поезд до станции Готня шел всегда ночью, и поэтому ночь была бодрственная. Приезжали утром, сразу шли к богослужению, усталые и сонные. Но стоило появиться о. Серафиму, как сон куда-то уходил, в душе появлялась необыкновенная радость и желание молиться.

В первый наш приезд мы с мамой отстояли Литургию, а после службы народ, как обычно, выстроился в два ряда от солеи до выхода, чтобы получить благословение. Батюшку повели из алтаря в келью, и того, кто стоял впереди, он благословлял и отвечал на их вопросы. Я была пошустрее и оказалась в первых рядах. Меня о. Серафим благословил с любовью, и я даже сумела ему сказать о переживаниях, связанных со школой и учебой. Все проблемы мои сразу утихли, в душе появился покой и тихая радость.

Мама была смиренная, и толпа вытеснила ее в притвор храма и затолкала. Она слезно молилась: «Господи, я самая великая грешница и недостойна взять благословение у святого человека. О, если бы только батюшка дотронулся до моей головы, она бы у меня просветлела». Но толпа еще глубже затолкала ее, так что старцу до нее было не добраться. Однако, когда батюшку довели до притвора, он продвинулся через толпу и возложил маме руку на голову, при этом сказав ей на ухо: «Да просветит Господь твой разум». С этого часа и до самой смерти у мамы никогда не болела голова и была необыкновенно ясная память. Она запомнила наизусть очень много молитв, стала читать духовные книги.

Надо сказать, что до поездки к батюшке мама была малограмотная: во время войны родители не смогли ее учить, так как детей было много, лаптей и одежды на всех не хватало, и дети сидели дома, вышивали, пряли, занимались хозяйством. После поездки к батюшке мама стала удивлять меня своим правильным и глубоким понимаем Священного Писания, частыми размышлениями о вечности; она очень любила книгу «Суд за гробом преподобной Феодоры». Когда бы я ни пришла домой, заставала ее за книгой. Еще она полюбила духовную поэзию и очень много стихотворений знала наизусть, а раньше от сильных головных болей у нее была плохая память.

С первой поездки мы привязались к батюшке всей душой и стали часто к нему ездить, испрашивая на все дела его благословения и молитв. Ничего без его благословения не делали. Особенно любили, когда он служил Литургию, такого молитвенного подъема мы нигде не встречали.

Проповеди его были особенные, каждое слово врезалось в сердце. Однажды он произнес проповедь, которая навсегда осталась в памяти. Своим тихим старческим голосом батюшка сказал: «Дорогие мои, возлюбленные мои, покайтесь, пока еще Господь терпит нас». Из его глаз брызнули слезы и как ручейки побежали по ланитам. И в храме почти все молящиеся зарыдали. Его призыв к покаянию был пронизан такой любовью к падшим людям, что проник в самые потаенные места спящей совести.

Незадолго до смерти у мамы от серьезного заболевания сердца отнялась левая рука. Она уже с трудом передвигалась, у нее была сильная одышка и боли в сердце. Вдруг мама стала меня упрашивать отвезти ее к батюшке, на что я боялась согласиться, так как накануне у нее был сильный сердечный приступ, а дорога предстояла нелегкая, здоровым едва под силу. Но мама настойчиво просила, и я не могла ей отказать, надеясь на молитвенную помощь о. Серафима, хотя, если судить по ее состоянию, маму нужно было везти прямо в больницу.

Всю дорогу я со страхом смотрела на маму и ее страдания, которые она мужественно старалась скрывать. Уста ее шевелились в непрестанной молитве. Я больше всего боялась, что она умрет в дороге и я не успею довезти ее до о. Серафима: у нее был сильный сердечный приступ, губы посинели, мучила одышка, кинжальные боли в сердце. Слава Богу, к утру мы добрались. Была пятая неделя Великого поста 1979 года. Отец Серафим не разрешил нам быстро уезжать, благословил помолиться. Мы прожили целую неделю в просфорне при храме.

По молитвам батюшки мама прекрасно себя чувствовала, и, несмотря на длинные постовые службы утром и вечером, скудное питание, пребывание без всякого отдыха днем, у нее не было ни одного приступа.