О СИЛЕ КРЕСТА

Наступил Рождественский пост. Все чаще и чаще на исповеди приходилось видеть отца Григория Сопина или отца Иоанна Макаренко, которые служили вместе с батюшкой Серафимом в храме села Ракитного.

Но душа рвалась под благословение к отцу Серафиму. По моему желанию Господь послал отца Серафима принимать исповедь. Когда подошел мой черед, батюшка долгим и внимательным взглядом посмотрел мне в лицо и почему-то начал говорить о силе креста, о том, что, отходя ко сну, необходимо крестным знамением осенить постель, себя, изголовье. Потом, как бы, между прочим, он рассказал о том, как одного монаха бес так связал по ногам и рукам, что у того не было возможности перекреститься.

Тогда монах с молитвой «Отче наш» совершал крестное знамение мысленно. Бес отступил от него. И, завершив свой рассказ словами, что крест есть сила непобедимая», батюшка меня благословил и отпустил. Я недоумевала» почему он это рассказал, вместо того чтобы исповедать меня? Но решила, что батюшке виднее, значит, недостойна в этот раз причащаться. Поехала домой в Белгород в надежде на скорое «достойное» Причащение.

По дороге я встретила знакомого, и он мне стал доказывать, что ни вера в Бога, а уж тем более крест, который я ношу, не делают меня лучше. «Вы, верующие, как те комсомольцы и партийцы. Нацепили на себя кресты и позорите их». С этими лукавыми размышлениями я и переступила порог дома. Первым делом решила снять крест, не позорить (как сказал мой знакомый) само право ношения креста и звание христианки. В этом я была полностью согласна со своим знакомым. Прочитав молитвы на сон грядущим, я легла спать, решив, что осенять постель, а тем более подушку — удел фанатиков и людей суеверных. В доме у меня было много икон и около десяти лампад, семисвечник, одна лампада неугасимая: по благословению отца Серафима я поддерживала в ней горение круглосуточно.

Вдруг эта лампада погасла, и на меня навалилось что-то огромное, тяжелое.

Я человек не робкого десятка, но то, что легло сверху меня, сковав по рукам и ногам, меня испугало. Ведь это был не сон, а явь. Я начала молиться вслух, мысленно осеняя себя, как учил батюшка, крестным знамением.

Молитва шла уверенно, без страха. Вдруг эта туша, что лежала на мне, рухнула на пол и исчезла. Я поднялась, включила свет, затеплила лампаду и легла спать, осенив себя крестным знамением.

Посещение «ночного гостя» не повлияло на мое Решение не носить креста, я еще больше утвердилась в мысли, что прежде нужно стать «достойной».

Вторая ночь была подобна первой, такой же была следующая... Рассказать об этом близким, мужу я не решалась, думалось, что сочтут за ненормальную. Мои смелость и уверенность убывали с наступлением вечера. Я знала, что только соберусь лечь, лампада погаснет и ночной гость явится. Но все это не мешало мне упорствовать: крест я не надевала, постель крестным знамением не осеняла.

Как раз в это время мне довелось провести несколько ночей вдали от дома.

Ночевать пришлось на квартире у одной старушки. Ну, думаю, хоть теперь посплю нормально. Только я расположилась, как опять по рукам и ногам связал меня бес своими лапищами. Все за окном загудело, зашумело, собаки завыли, слышу рыкающий голос: «Я тебя, мразь, все равно уничтожу!..»

Вспомнила я опять совет батюшки, читаю «Отче наш» и мысленно осеняю себя крестным знамением. Бес отпустил меня. Утром смотрю, а у меня чуть ниже плеч лапищи черные отпечатаны — огромные следы от пальцев.

Приезжаю домой, муж тоже эти следы увидел, интересуется. Пришлось ему объяснить, он, человек богобоязненный, поверил. Пошла к матери, хотела рассказать обо всем этом и попросить, чтобы она чаще в храм ходила, посмотрела — а следов уже и нет. С наступлением ночи сижу на постели, боясь ложиться, и думаю, что же делать. Вдруг комнату озарил яркий свет.

Смотрю, в углу домашнего большого иконостаса, под самым потолком во всю мощь сияет золотым, живым светом крест, размером около тридцати сантиметров. Поняла я милость Божию ко мне, грешной, осенила постель, изголовье, себя. А ранним утром поехала в Ракитное.

Батюшка исповедовал. Увидев меня, подозвав, я молча протянула ему крест, он молча надел его на меня и после исповеди велел причаститься. Я стала ему говорить о своих «недостоинствах», приняла Святое Причастие.

Незрячий попутчик

Ехала я как-то в Ракитное. За окнами поезда переливалась яркая позолота осени, нежное уходящее солнышко робко протягивало золотые лучи, словно руки доброго друга. Много дум проносится в голове под монотонный стук колес. Так хочется побыстрее добраться до тихого пристанища, до старца, до его мирного, уютного храма.

Вот и последняя остановка — станция Готня, отсюда на автобусе минут 15-20 до поселка Ракитного.

Попутчики пошли к кассе за билетами, а мое внимание привлек высокий, стройный парень. Он нерешительно спускался с подножки поезда. Глаза ни на ком не останавливались, смотрели вдаль, в руках палочка, как у слепых.

Я подбежала к нему: «Вам помочь? Вы в Ракитное к отцу Серафиму?» Лицо молодого человека радостно осветила улыбка, большие, красивые карие глаза затеплились надеждой. «Да! Я к отцу Серафиму. Всю дорогу молил Бога послать мне Ангела-хранителя, вот Бог услышал — вас послал».

Мне стало как-то не по себе: меньше всего походила я на Ангела-хранителя.

По дороге в Ракитное он поведал мне о всем приключившемся с ним. Он — художник-краснодеревщик, мастер по резьбе, родом из Харькова. Жил обеспеченно, уединенно, в полное удовольствие, позволял себе часто захаживать в ресторан, словом, жил безбедно, но и не развратно. И тем не менее сытая, обеспеченная жизнь особой радости не доставляла. Душа все искала какого-то смысла. «Тетя моя говорила: «Сходи в церковь, помолись, свечечку поставь», — рассказывал мой новый знакомый. — Ходил в Церковь, выстаивал долгие службы, но все это мне мало что давало. И вот однажды снится сон, в котором мне тихий голос прорицает: «Михаил, завтра ты проснешься слепым, запиши адрес, там тебе помогут». Диктуется адрес: «Белгородская область, поселок Ракитное, отец Серафим». Но проснувшись, я не придаю никакого значения этому странному явлению.

Мало ли что померещится!,

Но и на вторую ночь слышу тот же голос и то же предупреждение. На третью ночь не стал испытать судьбу, записал адрес отца Серафима, аккуратно сложил написанное и положил во внутренний карман пиджака.

Наутро проснулся слепым. Но на сердце не было смятения и тревоги. Как-то слишком уверенно и спокойно, тщательно умывшись, пошел я в наш Благовещенский храм. Там через верующих и узнал, как добраться до Ракитного, расспросил об отце Серафиме. Мне сказали, что к нему не всегда сразу можно попасть, некоторые приезжие живут месяцами. Сходил на работу, сказал, что еду на лечение. На пути следования мне удивительно везло. Вот и теперь, не успел сойти с поезда — вы предложили мне свою помощь».

В Ракитном мне пришлось покинуть своих попутчиков и заняться устройством Михаила. Разместились мы с ним при храме в кочегарке. К батюшке он попал сразу же. Старец ласково наклонил голову Михаила, по-отечески погладил и благословил со словами: «Немного потерпи, все будет хорошо, в монастырь поедешь». Я стояла рядом и думала: «Ну при чем тут монастырь?.. Ведь через сны был назван адрес батюшки». Батюшка в этот момент с укоризной посмотрел на меня и тихо добавил: «А ты помогай ему, пока он здесь находиться будет».

Во время богослужений я ставила Михаила в укромное место, чтобы ничто не могло отвлечь его от молитвы. В храм стекалось множество болящих» среди них были и бесноватые. Однажды во время вечернего богослужения Михаил особенно ревностно молился, и вдруг: «В монахи собрался!» - прорычал хриплый зловещий голос одержимого - «Этот Серафим монахов расплодил!» — продолжал другой. И заулюлюкали бесноватые, изрыгая проклятия на батюшку и на Михаила. Я испугалась за него, ведь неискушенному все это может показаться страшным и странным. Но Михаил пребывал в совершенном покое, старательно делал земные поклоны.

После службы я попыталась объяснить Михаилу происшедшее, но он ответил: «Мне в Харькове говорили об этих несчастных, они меня только укрепили в вере, что я правильно сделал, приехав к батюшке». Прошло три дня. Однажды, сидя на церковном дворе, мы разговорились. Михаил признался, что у него на душе ожидание какой-то неизъяснимой радости. Я спросила: «А с чем это связано, что лично ты хочешь?» На лице у него было крайнее удивление. «После того, как я ослеп, вся моя прошлая жизнь кажется мне чем-то уродливым и отвратительным, ведь тогда я и был по-настоящему слеп. Я благодарен Богу, что все так обернулось. Теперь ясно, как батюшка скажет, так и будет». — *А сколько ты думаешь пробыть здесь?» — «Куда не теперь торопиться? Как батюшка скажет, куда благословит. Ты вот лучше возьми деньги и купи свечей на три подсвечника». «На сколько?» переспросила я с удивлением. «На три», — повторил Михаил. «Как же я смогу поставить свечи даже на один подсвечник, ведь другим людям тоже нужно ставить свечи». — «А ты до службы ила после службы поставь, но только на три». Решили все сделать за час до богослужения. Я, как всегда, пристроила Михаила в укромном месте, а сама пошла со свечами по храму, ставила их, не задумываясь, в каком порядке. И вдруг слышу печальный голос Михаила: «Зачем ты свечи поставила не так, как я просил?» Я опешила: «А откуда ты знаешь, разве ты видишь?» — «Да, в церкви на службе я вижу, как горят свечи. Но на подсвечниках их совсем мало — одна - две, видно, у людей денег нет, вот я и попросил тебя, чтобы больше свечей горело, хотя бы на трех подсвечниках». Я не стала вносить в его душу смятение: все подсвечники во время богослужения ломились от горящих свечей. «Можно и мне свечи поставить?» — спрашиваю. — «Пожалуйста». Я поставила три свечи: к Распятию, к иконам преподобного Серафима Саровского и Божией Матери.

И вдруг он мне сказал: «Горит только одна свеча около Распятия». Тут я и поняла, что горят как должно только те свечи и там, где особенно сердце Богу молится.

Батюшка при мне еще трижды принимал Михаила у себя в келлии, мне же сказал, что я могу возвращаться домой, о Михаиле позаботятся. Через месяц Михаил уехал из Ракитного по благословению отца Серафима в монастырь.

А по прошествии некоторого времени принял монашество и прозрел.