газета «Первое сентября» № 14, 2004
Дмитрий
ТЯПОЧКИН
«Время дедушек»
ПРОПОВЕДЬ ПОД ХОЛОДНЫМИ
ЗВЕЗДАМИ
ОТ РЕДАКЦИИ. Несколько слов об авторе прочитанных вами
воспоминаний. Дмитрий Михайлович Тяпочкин, внук знаменитого
на всю Россию пастыря, старца архимандрита Серафима (1894–1982),
живет в Кировограде, служит дьяконом в кафедральном соборе
Преображения Господня (Кировоградская епархия Русской
Православной Церкви). У отца Дмитрия и матушки Татьяны
трое сыновей. Средний из них – игумен того же Преображенского
собора, пострижен в монахи с именем Серафим.
Иногда,
крайне редко, только уступая моим настойчивым просьбам,
дедушка рассказывал о трудных периодах своей жизни. Я,
даже напрягая свое воображение, не мог себе представить
пережитого им. Скорее механически запоминал наиболее впечатляющие
места его рассказов.
После освобождения дедушка какое-то время был настоятелем
Днепропетровского кафедрального собора, но на этом месте
пробыл недолго – очевидно, потому, что его проповеди и
сама его личность влекли прихожан к нему. Позднее старики
рассказывали мне, что в соборе тогда служили несколько
священников. На их фоне дедушка выглядел очень скромно:
худой, больной, одет и обут плохо, все латано-перелатано.
Жил в домике при соборе. Стол, табуретка, кровать, на
стенах несколько бумажных икон, ведро с водой в прихожей
– вот и все, что имел.
Вспоминали, что когда дедушка говорил проповедь, время
как бы останавливалось и многим казалось, что они лично
присутствуют на казни Иисуса Христа, видят Голгофу, апостолов,
Пречистую Матерь Господа. Даже спорили между собой, кто
что лучше успел рассмотреть из того, что говорил дедушка.
Любовь прихожан ему не простили. Дедушка оказался на улице.
Потом Господь привел дедушку в поселок Ракитное в храм
Свято-Никольский.
Купол был разбит, кровли нет, ограды нет, дверей нет,
окон нет. Дедушка вспоминал, как убирал снег в алтаре
перед службой.
Начальник района разрешил служить только ночью, чтобы
люди ходили в колхоз, а не в храм. В воскресенье разрешалось
служить до 9.00, а потом церковь – на замок. Дедушка вспоминал:
“Хорошо, что службу знал на память, а то свечей нет, только
коптилка. В церкви пусто. Ни петь, ни читать, ни кадило
раздувать некому. Зато можно всю ночь служить”. Я спросил:
“А проповедь кому говорили? Ведь в храме пусто”. “Но ведь
в темноте кто-то мог быть. Для них и говорил”.
Трудно представить это: темный храм, ночь, мороз, звезды
вместо крыши, а священник говорит проповедь и, я уверен,
плачет по своему обыкновению...
Шли годы, тьма медленно отступала. И постепенно собралась
вокруг дедушки, вокруг Свято-Никольского ракитянского
храма та атмосфера добра и любви, которую православная
душа человека безошибочно чувствует.
Всегда перед дорогой дедушка меня исповедовал и читал
над головой Евангелие. После чего наставлял меня, проверял,
помню ли я заповеди Господни, беспокоился, тепло ли я
оделся, все ли необходимое взял в дорогу, когда вернусь.
Всегда находились поручения: куда-то заехать, что-то кому-то
передать. Порой и уезжать не хотелось от такой любви и
заботы.
Я много раз уезжал на учебу либо по дедушкиным поручениям
и почти всегда по времени опаздывал. Но не помню случая,
чтобы в дороге мне что-то мешало приехать на место вовремя.
Однажды ехал в локомотиве поезда, другой раз – в почтовом
вагоне, а то в самолете пилоты приглашали меня прямо в
кабину. Получив благословение дедушки, я всегда был уверен
в достижении цели.
Когда-то дедушке сказали, он излишне строг ко мне, на
что он ответил: “Наставь юношу при начале пути его, он
не уклонится от него, когда и состарится”.
Воспитывая меня, говорил: “Левая рука не знает, что делает
правая, если речь идет о достижении доброй цели. А ты
почему-то хочешь это изменить”. Другой раз начнешь что-нибудь
рассказывать о своих проблемах, а в ответ: “Нужно больше
доверять Богу, а то все сам да сам. Тяжело ведь самому.
Поверь, Господь все устроит. А ты мешаешь только. Проявляй
терпение”.